Так получилось, что до "Девяносто третьего года" Гюго Тигр добрался только недавно. Впрочем, может когда-то читал, но в бешеном темпе, так что в голове ничего толком не отложилось. По-настоящему прочел сейчас.
Если из всего моего восхищения оставить одну фразу, то я скажу: Это книга про гражданскую войну, в которой с уважением относятся к обоим сторонам. (К счастью, ограничиваться одной фразой мне не обязательно.) При этом автор отнюдь не сторонний наблюдатель, у него есть его сторона. Он этого не скрывает. И в то же время прекрасен и страшен свободный революционный Париж и прекрасна и страшна дремучая, фанатическая Вандея. В некоторые моменты даже кажется, что "свой" Париж автор бичует сильнее, чем "их" Вандею. Именно потому что неравнодушен, и именно потому, что прошлое отживет и так. А вот будущему надо еще очень постараться, чтобы родиться, и жутко видеть, как склоками и интригами его убивают.
Образы, в которых как будто сведено будущее и прошлое, революция и монархия, прекрасны невыразимо. Момент, когда лицом к лицу стоят маркиз де Лантенак и комиссар Симурдэн, поражает именно равенством фигур. Да, они бьются за разные вещи, но они равны в своей жестокой преданности своим идеалам. Вообще, что очаровывает в героях "1793 года", в них нет ни малейшей позы, ни малейшей фальши. Они такие и есть, в преступлении и в подвиге, в жестокости и в милосердии.
Если де Лантенак и Симурдэн - это настоящее, это гражданская война сейчас, то вторая пара образов.достаточно четко объясняет, что к чему. Говэн - это будущее, это человек, каким он должен быть. Отважный, справедливый и милосердный. И да, в настоящем такие зачастую проигрывают именно потому, что не могут поступиться идеалом. Но без идеала, без понимания, что как бы жизнь не крутила и не заставляла отступаться, хорошо и плохо все-таки есть, вся борьба за будущее превращается в осатанелый дележ добычи.
И варварское жуткое прошлое, дух подземной Вандеи - Гуж-ле-Брюан, он же Синебой, он же Иманус. Вроде бы чудовище в человеческом обличье, не зря его последнее прозвище означает нечто вроде демона-людоеда. И в то же время даже у него есть и свое благородство, и своя боль - были казнены его родители и сестра. Никакого давления на жалость нет, но одним штрихом монстр превращается в человека.
В общем, по итогам прочтения вырвалось пожелание - чтоб про нашу гражданскую писали и снимали так. Жестко, но без смакования жестокости, и с уважением к противникам.